Подробности неизвестного

Живопись Таисии Коротковой

Монтаж кадров, экспрессия, стилизация под манеры модернистов и цитирование источников из визуальных сред, предполагающих широкое тиражирование, - все это распространенные приемы современной живописи. Создать картину сегодня значит в первую очередь выработать набор правил, которым автор будет неукоснительно следовать, и определить круг источников, переводимых в пространство живописи. Таисия Короткова соблюдает конвенции, введенные голландцами Золотого века. На ее картинах не нарушаются законы физики. Сцены, за редкими исключениями, статичны. Лица дышат спокойствием. В качестве источников художница использует фотографии, как найденные в Интернете, так и сделанные самостоятельно. В число ее моделей попадает ближайшее окружение – родственники, соседи и друзья. На первый взгляд живопись Таисии кажется новейшим вариантом гиперреализма, но снимок здесь не документ, а вспомогательное средство. Он такой же участник подготовительного процесса, как картон и эскиз, которые Таисия делает с подробностью законченной работы. Имитации эффектов и свойств фотоснимка мы на ее полотнах не обнаружим. Глубина пространства и объем достигаются с помощью чисто живописных приемов: Таисия убирает лишнюю детализацию и отсекает все мелочи, недоступные глазу интерьерного или жанрового живописца 16 века.

Такая техника предполагает кропотливость и сосредоточенность, не характерную для большинства сфер изобразительного искусства сегодня, за исключением, пожалуй, отдельных типов коммерческой иллюстрации. Таисия отличается от коллег так же, как часовщик от кузнеца. И в полном соответствии с особенностями своего метода художница почти всегда ищет сюжеты в сфере интеллектуального или высококвалифицированного труда. Отсюда и спокойствие, царящее на ее картинах. Такая деятельность требует точности, и жесты профессионалов редко выразительны. Слово “труд” в искусстве пост-советской России дискредитировано, поскольку в социалистическом реализме он был одной из важнейших тем. За исключением того, что на картинах Таисии все персонажи обычно заняты делом (в сталинскую эпоху героям не дозволялось лодырничать), никаких привязок к героическому строю советской живописи в ее творчестве нет.

Для серии “Философы” художница пишет портреты мыслителей, важных для образовательно-художественного проекта Дмитрия Гутова “Институт Михаила Лифшица”. В Институте с 2000-х годов ведется полушутливый поиск альтернативы современному искусству и рынку на основе марксистской философии. Таисия использовала дискуссии Института, в которых принимали участие как теоретики, так и практики современного искусства, для того, чтобы определиться с профессиональным статусом и направлением деятельности. Распад системы трудоустройства художников, предполагавшей для питомцев академических институтов готовые карьеры в СССР, привел к тому, что потерялась связь между ремеслом и общественной востребованностью. Институт помог Таисии найти компромисс между навыком и концепцией. Результатом и стали «Философы» в формате наладонной иконы. Они прописаны с четкостью портретов Ганса Гольбейна-младшего. Поэтому Сократ, Лифшиц, Гегель и «отец искусствоведения» Винкельман оказываются в одном временном промежутке и как будто беседуют на созданном Таисией Олимпе. Любое живописное изображение в наше время автоматически обращено к истории искусств и рассматривается, как в британском суде, на основе миллионов прецедентов. Таисия выбирает прямой путь в прошлое, избегая стилистической фрагментированности и тщательно убирая из источников любые намеки на их тиражное происхождение.

Следующая серия, “Тяга”, сюжетно противоположна “Философам”. Это жанровые сценки о силачах, демонстрирующих возможности организма, не связанные с интеллектуальной деятельностью. Здесь труд – рабский в разговорном значении этого слова, он лишен смысла и результата. Если искать соответствия этим персонажам в классической вселенной, то они были бы плененными варварами или неоконченными фигурами Микеланджело. Рабы для надгробия Юлия II не могут освободиться из каменного плена (понятно, что не это является программой скульптур, но еще со времен Родена взаимодействие тела и материала становится важнейшей темой искусства). Силачам приходится тягаться с техникой: большинство из них пытается стать двигателями внутреннего сгорания, превращаясь из людей в лошадиные силы.

После философов и силачей Таисия обращается к “Технологиям”, серии, которая принесла ей известность. На место обреченных на неудачу соперников прогресса приходят изобретатели и обслуживающий персонал. Мы лишь приблизительно можем описать функциональные элементы быта в интерьерах Франса ван Мириса-старшего или Вермеера. Столь же мало мы знаем о процессах, происходящих в лабораториях индустрии космических полетов. Для современного зрителя кувшины и музыкальные инструменты пятисотлетней давности являются анахронизмом, имеющим сентиментальную ценность дорогого сердцу антиквариата. Высокие технологии разрабатываются рядом с нами. Они зависят от общества потребления и политических интересов, но не связаны с ними напрямую, как это было во время “холодной войны” и гонки вооружений. Они и узнаваемы, и непонятны одновременно. Объект научного служения изобразить трудно, здесь не может быть антропоморфного центра. К тому же, как и у голландцев, наиболее эмоционально насыщенные события (сами полеты в космос) остаются за кадром.

Художница вступает в диалог науки и искусства, основанный на поиске общности типов исследования мира как видимости и мира как набора логически взаимосвязанных законов, которые можно постичь и использовать. В эпоху Возрождения «научная теория опыта, как она была сформулирована Галилеем и Кеплером, будет непосредственно смыкаться с тем основополагающим понятием и фундаментальным требованием «точности», которое было выдвинуто и поддержано художественной теорией», писал философ Эрнст Кассирер. Представления о точности и объективности менялись на протяжении веков, атлас видимых глазу явлений расширился до бесконечности. Но еще до нынешней «культуры картинок» наука сконцентрировалась на фиксации сложных процессов, не имеющих аналогов в искусстве. Теперь популярно мнение, что искусство и наука представляют собой разные типы познания, логический и инстинктивный. Сама Таисия разделяет этот вгляд: ее картины - «исследование мира через видимую его часть, и здесь я скорее оппонирую своим персонажам, которые пытаются познать его логически и начать уже, наконец, управлять всем и вся». При этом для Таисии, как и для героев «Технологий», работа над конечным результатом требует внутренней и внешней дисциплины. Она как бы зеркалит персонажей своих картин. Тем не менее, композиции, возникшие из фотоснимка, при переносе в картинную плоскость становятся открыты для самых разных прочтений. В одной из работ «Технологий», например, можно увидеть перекличку с северными, босховскими образами ада. Работы Таисии часто сравнивают с иконами, что вызывает такой же сильный протест художницы, как попытки привести ее живопись к общему знаменателю с соцреализмом и гиперреализмом. Ассоциации возникают оттого, что зритель пытается наполнить смыслом сцены, содержание которых ему незнакомо, и увидеть аллегорию там, где она не предполагалась изначально. Символизм, отсылки к религиозной живописи, сходство с тематической картиной советского времени проступают здесь как водяные знаки, самозарождаются. Они уже заложены в формате картины, в технике и колорите, но не подчеркиваются театральными мизансценами. Живопись Таисии работает вне идеологических направлений, при всей традиционности техники ее картины - «открытые произведения». Остановка в одной точке невозможна.

Интересно, что в самой новой серии, «Воспроизводство», Таисия много работает над сочинением мизансцен. Но и здесь художница обходится без излишней жестикуляции, хотя на выбор темы могла повлиять распространенная иконография материнства. Впрочем, Таисию интересует фабрика жизни, а не инстинкты. Как в «Технологиях», порядок и ритуал повседневности в лабораториях и больницах Таисии интереснее индивидуальных побед и трагедий, ярких стимулов, вызывающих быстрые реакции. Оборудование на этой фабрике не менее замысловато, чем технологии NASA. Рождение ребенка становится результатом профессиональной подготовки сотен людей. Экстракорпоральное оплодотворение на слуху у многих, в отличие от деталей работы космостроителей. Для большинства, однако, ЭКО так и останется теорией: операция дорогостоящая, да и редкая. Дистанция между зрителем и сюжетом остается. Благодаря ей в картинах Таисии всегда есть неясность, позволяющая открывать в них все новые и новые взаимоотношения сюжета, цвета и композиции.

Валентин Дьяконов